Неточные совпадения
Немцы, англичане, французы — шовинисты и
националисты в массе, они полны национальной самоуверенности и самодовольства.
Националисты — трезвые, практические люди, хорошо устраивающиеся на земле.
Достоевский прямо провозгласил, что русский человек — всечеловек, что дух России — вселенский дух, и миссию России он понимал не так, как ее понимают
националисты.
Славянофилов же нельзя даже назвать мессианистами в строгом смысле слова, они скорее
националисты, и по сознанию своему они стоят многими головами ниже польских мессианистов, которые должны быть признаны первыми провозвестниками славянской идеи.
Слова
националистов взвешены на весах истории.
Наши
националисты и наши космополиты находятся во власти довольно низких понятий о национальности, они одинаково разобщают бытие национальное с бытием единого человечества.
Такого рода
националистам всякий мессианизм со своим безумием и жертвенностью должен представляться не только враждебным, но и опасным.
Нельзя быть врагом единства человечества во имя национальности в качестве
националиста.
И славянофилы не были
националистами в обычном смысле этого слова.
Поразительно, до чего неверующими в России были всегда наши
националисты.
Интеллигенты-отщепенцы в известном смысле были более национальны, чем наши буржуазные
националисты, по выражению лица своего похожие на буржуазных
националистов всех стран.
У наших
националистов официальной марки, как старой формации, так и новейшей западной формации, уж во всяком случае меньше русского мессианского духа, чем у иных сектантов или иных анархистов, людей темных по своему сознанию, но истинно русских по своей стихии.
Трудно было бы открыть мессианскую идею в национализме «Нового Времени» или наших думских
националистов.
Я заметил ему, что немцы — страшные
националисты, что на них наклепали космополитизм, потому что их знали по книгам. Они патриоты не меньше французов, но французы спокойнее, зная, что их боятся. Немцы знают невыгодное мнение о себе других народов и выходят из себя, чтоб поддержать свою репутацию.
Что за хаос! Прудон, освобождаясь от всего, кроме разума, хотел остаться не только мужем вроде Синей Бороды, но и французским
националистом — с литературным шовинизмом и безграничной родительской властью, а потому вслед за крепкой, полной сил мыслью свободного человека слышится голос свирепого старика, диктующего свое завещание и хотящего теперь сохранить своим детям ветхую храмину, которую он подкапывал всю жизнь.
Я не
националист, но русский патриот.
Он был всем: консерватором и анархистом,
националистом и коммунистом, он стал фашистом в Италии, был православным и католиком, оккультистом и защитником религиозной ортодоксии, мистиком и позитивным ученым.
Идеалисты-славянофилы тоже перерождаются в более жесткий тип консерваторов-националистов.
Но, во всяком случае, славянофилы хотели «России Христа», а не «России Ксеркса» [Слова из стихотворения Вл. Соловьева: «Каким ты хочешь быть Востоком, Востоком Ксеркса иль Христа?»], как хотели наши
националисты и империалисты. «Идея» России всегда обосновывалась пророчеством о будущем, а не тем, что есть, — да и не может быть иным мессианское сознание.
У детей и внуков славянофилов это противоречие еще усилится, они просто стали
националистами, чего нельзя сказать про основателей славянофильства.
Толстой был менее всего
националистом, но он видел великую правду в русском народе.
Славянофилы не были врагами и ненавистниками Западной Европы, как были русские
националисты обскурантского типа.
Этот моралистический элемент особенно чувствуется в его статьях о христианской политике и в его борьбе с
националистами.
Националисты вовсе не хотят, чтобы была более общная человеческая жизнь, более справедливая и человечная.
Он мне не особенно понравился. Его огромная тогда популярность как создателя памфлетного еженедельника"Lanteme"раздула его тщеславие. Его тон, язык, манера держать себя — все это было бульварно-парижское, и я сомневался, чтобы в нем были стойкие демократические принципы, что и оказалось совершенно верным, когда он сделался буланжистом и крайним
националистом, а как сатирик и остроумец пережил себя и теперь окончательно выдохся.
И тут же, когда они расходились, едва ли не в присутствии этого студента, в одной группе"
националистов"поднялось зубоскальство насчет"иерусалимских дворян", с таким оттенком, что он слушал, слушал и, на правах старшего студента, осадил какого-то"антисемита", и довольно-таки веско.
Славянофилы были в значительной степени
националистами по своему сознанию.
И там кличка"intellectuel" — бранное прозвище. Но для кого? Для реакционеров-националистов, для тех, кто с пеной у рта оплевывал лучших людей Франции, кто цинически ликовал при вторичном беззаконном приговоре над невинным, потому что он — "жид".
Он зааплодировал этим словам, и на площадке тотчас после реферата — те два"
националиста"подошли к нему, и один из них с вызывающей усмешкой спросил...
Та сходка, где на него подана была жалоба от"однокурсников", от партии"
националистов", — до сих пор гудит в его голове, как только он зажмурит глаза.
В этом понимании русского предназначения и русской идеи Достоевский несравненно ближе к Вл. Соловьеву, чем к славянофилам или позднейшим русским
националистам.
Это не только религиозно, но и национально более авторитетный голос, чем голоса тех русских эмигрантов, которые почитают себя
националистами и патриотами, но в русский народ не верят.
Многие русские патриоты и
националисты выглядят безнадежными инородцами, чуждыми душе России.